dxdt.ru: занимательный интернет-журнал

Суперпозиция на омонимах может быть развита вплоть до демонстратора важных онтологических принципов, стоящих за квантовыми вычислениями. Фраза “личинка заблокировала собачку в замке” содержит заметно более одного значения среди возможных. Однако, если сопроводить фразу “настроечным” текстом, значение схлопывается в конкретный вариант.

“Насекомые могут мешать работе механизма, бывает, что и личинка заблокировала собачку в замке”. Это вариант для жуковедов. Если же в “настроечном” тексте речь шла о домашних животных феодалов, то собачка вполне может заранее превратиться в маленькую собаку. Фактически, слова начального текста, взятые вместе с фактом интерпретации омонимов, проявляют структуру, на которой успешно строится и понимание “квантовой запутанности” с неравенствами Белла, и другие элементы популярной квантовой механики, которые, почему-то, едва ли не повсеместно спешат назвать “контринтуитивными”.

Если хотите, то упомянутая структура управляет ударением в омографе “замок”. (Тут ещё интересно то, как подобное теряется в LLM, – в “больших языковых моделях” ИИ, – но это отдельная тема.) Как можно этим же способом охватить и принципы квантовых вычислений? Часть уже должна быть понятна из суперпозиции “собачек”. На следующем шаге потребуется представление интерференции состояний. То есть, требуется добавить ещё омонимов, но не каких угодно, а таких, которые окажутся связаны с состояниями уже используемых в целевой фразе. Самый простой вариант – для того, чтобы “собачка” стала механическим элементом, можно использовать “ключ” и “треснул”: “треснул ключ, а личинка заблокировала собачку в замке” (и засов теперь не сдвинуть). Использование “ключа” вызвало интерференцию, резко снизив вероятность интерпретации слова “собачка” как обозначающего мелкое животное белого цвета.

Заметьте, что такая интерпретация всё ещё возможна в принципе, если немного расширить контекст. “Чтобы вновь запустить цирковую карусель, медведь доской треснул ключ, а личинка заблокировала собачку в замке” (круговорот диковин в шапито: гигантская личинка загоняет собачку в макет замка). Интерференция позволяет перегонять вероятность в нужном направлении, а в вычислениях такое должно работать потому, что превращение “собачки” в механическую деталь позволяет определить наличие “ключа” даже в том случае, когда начало фразы не приводится: если ударение в “замке” на последний слог, то где-то раньше стоял “ключ”, который “треснул”. То есть, если представить, что начало предложения может быть разным, то способ постановки ударения в “замке” позволяет определить, механическое там что-то было или нет. Обратное распространение значений. Впрочем, не сказано, кто же тогда предложение читает.

Это забавно. Однако, сколь бы странным подобное рассуждение ни показалось, именно структуры данного типа, существующие выше морфологии, позволяют строить осознаваемые (не всеми, но некоторыми) интерпретации квантовой механики, и даже планировать построение квантовых компьютеров. Но для LLM это недоступно.

Омонимы различных типов неплохо иллюстрируют разные аспекты образования смысла, и даже могут показывать “квантовые” эффекты. Вот, например, такое предложение: “личинка заблокировала собачку в замке” – в нём присутствует почти что суперпозиция значений, “схлопывание” которой выполняется контекстом. Попробуйте обнаружить базисы вариантов самостоятельно, выполнив пару “измерений”:

Личинка заблокировала собачку в замке.
(1) Из-за перекоса.
(2) В одной из комнат.

(Развитие темы: “Квантовые вычисления для филологов“.)

Иллюстрация по теме “больших языковых моделей” (LLM) и “смысла” текста. “Гора мрамора” и “мрамора гора” – практически одно и то же (в смысле значения, а не как формула, конечно), возможные оттенки привнести может только внешний контекст. Но если на “гора мрамора” смотреть как на наивную “сумму” слов “гора” и “мрамора”, то видно, что чего-то не хватает, особенно, в части “мрамора”. Не хватает – структуры, которая отображается только в пару слов, вызывая их морфологические изменения. Эта же структура отвечает и за то, что слова в данном примере “коммутируют” друг с другом: просто, основная структура при перестановке слов не поворачивается, остаётся без изменений (это, в данном случае, свойство русского языка, конечно). Но если всё же повернуть данную структуру, то эффект тут же проявится: “мрамора гора” и “мрамор горы” уже отличаются существенно, так что вышестоящие ветки, так сказать, не коммутируют при перестановках.

“Забрал забрал” – другой занятный пример. В этой странной фразе имеется в виду, что кто-то забрал откуда-то несколько деталей шлемов, а отдельная деталь называется “забрало”. Конструктивный эффект морфологии совпал в буквенном выражении, поэтому структуру фразы можно поворачивать и запись слов при этом не поменяется. Это неплохие примеры “факторизации структур”, в математическом смысле.

Так что, если где-то утверждается, что ИИ c LLM “понимает текст” и “успешно решает творческие задания”, то нужно к этому относиться с существенной долей сомнения, мягко говоря: “плоская” программа – она есть программа “плоская” (даже если там несколько слоёв “нейросетей”).

Манускрипты и ИИ по воскресеньям. Дописал небольшое пояснение в записку про кусочек папируса с фрагментом “Илиады”, но, думаю, можно вынести и в отдельный текст, тем более, здесь есть что развернуть. Речь о том, почему слово с первой строки египетского папируса 2966 из Британской библиотеки (там от этой строки только фрагмент одной буквы, самый верхний элемент), явно выходит за правую границу следующей строки, если сравнивать с манускриптом Venetus A. Вот скриншоты ещё раз – эффект хорошо видно, поскольку на второй картинке соответствующий “полуостров” пришлось сильно потянуть влево, чтобы он попал на слово:

Что бы это могло означать? Скорее всего, на целом папирусе в этом месте была записана другая, более старая, версия строки 6.4, оканчивающаяся другим словом: στομαλίμνης. Полностью так: “μεσσηγὺς ποταμοῖο Σκαμάνδρου καὶ στομαλίμνης” (дословно: “между рекой Скамандр и лагуной/лиманом”), и эта версия длиннее, чем “современный” вариант, как в Venetus A, поэтому последнее слово могло “уехать” (“The Ptolemaic papyri of Homer”, Köln: Westdt. Verl. 1967). Кусок буквы как раз похож на μ, а возможно, что и на μν тоже тянет.

Считается, что на современный вариант, с потоками (ῥοάων) Ксанфа, мог переписать Аристарх Самофракийский или кто-то из работавших с ним. Версия со Скамандр-рекой указана в комментариях на полях цитируемого манускрипта Venetus A: там буквально написано, что вариант Скамандр-реки и лагуны записан в “старом тексте”, но его поменяли, – поменяли раньше, не в момент записи Venetus A, – на Симоент и Ксанф, потому что (Аристарху) так показалось географически точнее по событиям сеттинга. Кстати, строка в переводе Гнедича: “Меж­ду бре­гов Симо­иса и пыш­но­ст­ру­и­сто­го Ксан­фа” (почему “пышноструистый” – не ясно, но это всё известные особенности перевода Гнедича).

Вообще, между упомянутым папирусом и манускриптом Venetus A, как минимум, тысяча лет. И ещё тысяча – между манускриптом и современной записью текста “Илиады”. Например, тот же английский язык за меньшее количество веков потерял кучу грамматических конструкций, а кроме того, существенно изменил орфографию, что отразилось и в записанных текстах (разные летописи и пр.). Интересно, что в случае английского это явление записывают за нормандцами, с которыми с 1066 года на англосаксонских наречиях, видимо, можно было общаться, только коверкая рода и падежи, в стиле “твоя моя нет понимать”, что и закрепилось в английском, поскольку такой набор выглядел проще, а “высоким” языком всё равно был старофранцузский, к сожалению (сравните, кстати, с автоматизированными “упоминаниями” пользователей в некоторых интернет-соцсетях сейчас, где и для русского языка падеж используется всё равно строго именительный). Всё это применимо и к греческому языку. Но не к некоторым текстам. Поэтому вернёмся к греческому тексту “Илиады”: в записи трудов Гомера, как известно, тоже было много изменений, однако тут, в нашем случае, некоторые слова в записи вообще мало поменялись – можно сравнить:

(На кусочке папируса. 230 г. до н.э. Сомнительно, конечно, что там “Ν”.)

(Манускрипт Venetus A. 10 в.)

(Современный веб-браузер. 2023 г.)

Естественно, сотрудник скриптория, который записал Venetus A, тоже мог пользоваться источниками, которым было по тысяче или около того лет (оно примерно так и считается сейчас).

Понятно, что другие варианты, которые когда-то тоже относились к “Илиаде”, но, в процессе трансформации/кодификации текстов, разошлись с современными вариантами за пределы, так сказать, “эластичности” филологических конструкций, просто не будут привязываться к той же “Илиаде”, если где-то обнаружится кусочек папируса с несколькими словами – они теперь видны как фрагменты “договора о покупке земли”, предположим. То есть, такой фрагмент, очевидно, никто и не станет рассматривать как “более старый” или утраченный, даже если он таковым и является, – нет оснований. В случае с нашим папирусом ключевое слово прямо указано в схолиях (комментариях на манускрипте), в других случаях – такого могло и не быть. И, конечно, далеко не каждый кусочек с несколькими словами, даже если эти слова прямо вкладываются в кодифицированный текст “Илиады”, можно к этому тексту тут же приписать – нужно, чтобы осталось достаточно внешней структуры. Из современных реалий, этот процесс хорошо похож на “обучение” ИИ LLM (“больших языковых моделей”): там в процессе сворачивания статистических свойств, эти самые структуры, которые позволяют кусочки папирусов привязывать к кодифицированным текстам, как раз гарантированно “сжимаются” до полного исчезновения (в этом суть “обучения”). Это, впрочем, мало кого смущает.

Воскресное чтение манускриптов, на этот раз – с кусочком папируса, из серии “лучше всё проверить самостоятельно”. Как известно, один из самых старых полных/точных текстов “Илиады” – это манускирипт Venetus A, на который я уже как-то ссылался. Однако он датирован десятым веком (н. э.), а достоверно выявлен в источниках был и того позже – в 15 веке. Но кусочки текста “Илиады” встречаются то тут, то там – на фрагментах, которые датируются гораздо раньше. Так, египетский папирус (papyrus) 2966 из Британской библиотеки датируют 270-230 г.г. до н. э., то есть, более чем на тысячу и сто лет раньше, чем Venetus A. На этом кусочке папируса (см. скриншот ниже) читают кусочек текста “Илиады”, а именно – фрагменты строк из самого начала шестой книги/песни (VI, 6.4-7). Сравним тексты папируса и Venetus A.

Папирус (Papyrus 2966):

А ниже – соответствующий фрагмент Venetus A, на котором я попытался подсветить отображение (примерное) папирусного кусочка в данный манускрипт:

Попали следующие слова: ῥοάων, Ἀχαιῶν, ἑτάροισιν ἔθηκεν, Θρῄκεσσι τέτυκτο (это момент поражения фракийского “браноносца” Акамаса, в основном). Понятно, что начертания букв различаются. Кроме того, на папирусе выше нет диакритических знаков (как-то без них обходились). Тем более занятно, что фрагменты можно сопоставить с такой высокой точностью – посудите сами: на этом кусочке всего лишь 27 букв, включая частично сохранившиеся. Впрочем, комбинаторно, конечно, этого достаточно.

(Интересно, как могли бы датировать данные манускрипты после того, как исходники окажутся (предположим) уничтожены, но останутся цифровые копии, поскольку их много и они на разных носителях. Хотя, тут тоже есть сомнения в сохранности данных – толком эту сохранность не проверяли, а электромагнитный импульс может многое испортить: история движется, но кусочки секторов на поверхности жёсткого диска склеить в пиксели не так-то просто.)

Дополнение, 30/09/2023: кстати, на скриншоте папируса, как можно заметить по отображению на второй картинке, самая верхняя строка длиннее, чем на манускрипте: ну, то есть, как минимум конец слова уехал вправо, а видимые части буквы больше похожи на μ; что бы это могло означать? причина, вероятно, в том, что на папирусе записана другая версия строки 6.4, оканчивающаяся словом στομαλίμνης, а именно: “μεσσηγὺς ποταμοῖο Σκαμάνδρου καὶ στομαλίμνης” (“между рекой Скамандр и лагуной/лиманом”); считается, что на вариант с потоком (ῥοάων) Ксанфа мог переписать Аристарх Самофракийский или кто-то из работавших с ним; /источник комментария к папирусу: “The Ptolemaic papyri of Homer”, Köln: Westdt. Verl. 1967/.

Как с максимальной точностью ответить на вопрос “Что ты сейчас читаешь?”, заданный в мессенджере? Можно ответить, что “читаю сообщение в мессенджере”. Но ведь можно же и ещё точнее: “Сейчас я читаю слово это”. И нажать Enter. Но и тут есть тонкость: слово “сейчас” стоит в самом начале, так что к моменту начала чтения слова “это” – “сейчас” уже устареет. Соответственно, максимально строгий вариант такой: “Я читаю последнее слово этого предложения сейчас”. Особенно продвинутые читатели спросят, почему же речь о слове, а не о последней букве, например. Очень просто: читать можно минимум слово, а отдельную букву читать нельзя (если, конечно, она не является словом). Этому есть много причин, основных две: во-первых, попробуйте прочитать “ъ” (твёрдый знак, а не сходная по начертанию газета или мнемонический знак, обозначающий некоторое сложное понятие); во-вторых, чтение, как процесс, определяется свойством сборки букв в слова (мы рассматриваем классическое фонетическое письмо, а не пиктограммы и специальные конструкции вроде трансцендентной алгебры). Так что разумно ограничиться словом “сейчас” в конце предложения. Без точки, это допустимо для чатика.

(Этот текст я как-то уже публиковал, но не здесь.)

Случайно тут попалось высказанное в качестве примера утверждение про восприятие текста: “если в предложении на английском языке поменять слово, то человек, знакомый с английским, сразу увидит – изменился смысл (meaning) предложения или нет” (перевод с английского). Конечно, всякий пример, подготовленный с подобной степенью обратной аллегоричности, содержит обязательные неточности, но данный вариант особенно интересен, потому что сводит взаимодействие “смысла” и “текста” к отдельным словам.

Вот если в предложении “дерево весело задело” поменять “дерево” на “платье”, то изменится ли смысл? Сможет ли оценить изменение смысла человек, знакомый с русским языком?

С одной стороны, тут похоже, что предложение не имеет смысла ни с одним из двух переставляемых слов. Значит, если смысла нет, смысл “пустой”, то он и не изменился, ведь пустое множество – самый инвариантный инвариант: пустые множества элементов любых типов не просто не отличаются – пустое множество вообще всего одно. С другой стороны, если “смысла нет” означает отсутствие смысла, то тогда мы имеем дело с некоторым конструктом, в который пустое множество (обобщённое “отсутствие”) может быть погружено, потому как чтобы заявить, что “смысла нет”, нужно сперва определить, что такое “смысл”, а потом утверждать, что такого нет. Получается, мы теперь имеем дело с некоторой пустой коробкой, а коробки могут быть разного цвета, их можно вкладывать одну в другую и настолько преуспеть, что даже построить таким способом натуральные числа. Так что то, как именно “смысла нет” в предложении – могло и поменяться, в зависимости от “дерева” или “платья”: цвет пустой коробки начинает играть важную роль, поскольку тут этот цвет превращается в интерпретацию иллюстративной роли отсутствия смысла в исходном предложении “о задевших деревьях”, то есть, задаёт понимание того, что именно это предложение показывает читающему. Замена дерева на платье может что-то поменять в смыслах, но на более высоком уровне. Сразу ли увидит это человек, знакомый с русским языком? Это зависит от контекста и от опыта человека.

Известно, что греческая буква “о-мега” это, в каком-то смысле, дважды буква “о-микрон”. Если точнее, то “о-микрон” – краткое О (“микро-о”), а “о-мега” – большое или долгое О. Занятно, что в некоторых старинных рукописных начертаниях омега как раз и записывается как два омикрона. Подтверждающий скриншот из манускрипта Urb.gr.15 (“Слова” Григория Богослова, десятый век):

Например, в конце второй (на скриншоте) строки, слово προθύμως – отчётливо видно, что буква ω построена в точности как пара склеенных ο. Такое же начертание омеги нетрудно обнаружить и в первой строке, в слове ἡμῶν (локализация границ самого слова, впрочем, может оказаться затруднительной, если оно не знакомо читателю). А вот пара “омикронов-окружностей”, придавленных сверху чертой – это тоже π.

При изучении скриншота может показаться, что там присутствуют некие “велосипедные” двойные омикроны в начале и в конце первой строки, но нет – это сигма и омикрон в слове ὅσοι.

Кстати, в палеографии этот вариант рукописного древнегреческого называется “минускулом типа bouletée”, а такая запись омеги – один из характерных признаков. (Наверное, скоро можно уже не отмечать записки про древнегреческий и палеографию как офтопики.)

Ещё немного окололингвистических рассуждений. Про Чарльза и Карла. Как известно, прескриптивный подход привёл к тому, что Чарльз (принц) превратился в русскоязычном пространстве в Карла (короля). Этому есть историческое словарное обоснование (“имена монархов некоторых стран – на немецкий манер”), но замена имени произошла несколько неожиданным для современной аудитории образом, тем более, что Чарльз регулярно упоминался в русскоязычной прессе. Этот процесс, существенным образом связанный со СМИ, занятно отразился в русскоязычной “Википедии”: там, например, пишут, буквально, что принц “Чарльз будет использовать тронное имя Карл III”. Это создаёт расщепление смысла, которого в изначальном событии не было (подобное “слоение” – важная особенность “Википедии”). Конечно, если придерживаться предложенной схемы именования, то написать следовало бы, что это принц Карл (в скобках: Чарльз) будет использовать тронное имя Карл III.

Кстати, даже в немецкой прессе современный Чарльз остался Charles (то есть, в английском варианте), а в самой Великобритании эпоха правления называется (new) Carolean era, однако Чарльз там всё равно король Чарльз (не Карл, естественно, хоть это, понятно, одно и то же имя, а в английском расщепить его на два представления довольно сложно, как бы ни хотелось). При этом подходящих исторических периодов, названия которых образуются от карлов (латинское влияние), в локальной англоязычной традиции есть два, и их предлагается не перепутать: Caroline/Carolean.

Ещё один короткий комментарий на тему форм английских слов и скрытого расслоения смыслов, полностью исчезающего при переходах между языками. В английском языке у слова antenna (антенна; в британском – aerial) две формы множественного числа: antennae и antennas. Форма antennae – кажется естественной, а вот antennas – для “литературного взгляда” смотрится несколько странно, но, тем не менее, тоже верная форма. Почему? Дело в том, что если речь идёт об антеннах для приёма радиосигнала, то использование формы antennas – сразу выдаёт в вас разбирающегося в вопросе человека, потому что antennae – это, с точки зрения радиоинженера, да и продвинутого филолога, усы на голове насекомого (но, впрочем, эту форму допустимо использовать и в электромагнитном контексте, вряд ли кто-то осудит строго).

Один из оксфордских словарей (Oxford Advanced Learner’s Dictionary) относит слово miaow к уровню C1 (это высокий уровень владения языком). Казалось бы, здесь miaow – это “мяу!”, а именно – подражание разговору котов. Почему же C1? Потому, что только на высоком уровне освоения языка обязательно узнавать подобные слова. Естественно, слово cat, в значении “кошка”, тот же словарь относит к начальному уровню A1. Но попробуйте показать начинающему изучать английский (как иностранный) слово miaow – скорее всего, с пониманием возникнут трудности; а вот на уровне C1 – трудностей возникать не должно.

Занятно, что moo (мычание коров) тот же словарь относит уже к уровню C2 (это максимально возможный, по данной шкале, уровень владения языком). Дети изучают, что “коровка говорит: му-у!”, в том числе, дети, для которых английский является родным и первым языком – moo. Это так. Но для тех, кто осваивает иностранный английский, конечно, moo может показаться незнакомым загадочным словом, поскольку для них и коровка могла говорить что-то другое, и сопоставить иностранное слово, записанное незнакомыми буквами, со знакомым звукоподражанием, в общем случае, не так-то просто. Кроме того, сортировка по шкале внутри одного языка должна происходить более или менее одинаковым способом для всех животных звукоподражаний, но с учётом того, что с коровой многие городские жители сталкиваются реже.

Теперь, что касается mew. Это слово здесь тоже означает “мяу”, но без восклицательного знака (даже, скорее, “миу”). Mew – как минимум, в британском английском, – тише и мягче, чем miaow (meow), поэтому может использоваться иначе.